Я попытался договориться.
Оказалось, это спецгруппа при Минфине: К-90-Ч-30.
У них уже были все наши платежи по обналичке. Из общей массы платежей они выделялись круглыми цифрами.
Просто так Минфин не налетает. Это был чей-то заказ.
Информация о проверке банка Минфином дошла до прессы, и уже к обеду на улице собралась огромная толпа вкладчиков. Они требовали открытия банка, выплаты денег и закрытия счетов.
Вся наличность, которая находилась в банке, была изъята спецназом.
Я был готов отдать ее в качестве взятки.
Проверка длилась три дня.
Людей вокруг банка собиралось все больше.
Как обычно в таких случаях, началась паника.
Люди вывешивали транспаранты с угрозами, устанавливали дежурство и срывали мои портреты с агитационной речью.
Не могло быть и речи о том, чтобы войти в банк через центральный вход.
Паника росла, как ногти у покойника. Непроизвольно.
На третий день мы договорились с Министерством финансов.
Приехал Брежнев.
– Я требую отчета по поводу того, что здесь происходит! – заявил он.
– Все нормально. Скоро начнем выплаты.
– А это что? – Ярослав подошел к окну и сразу отпрянул от него.
– Стадное чувство. Ничего страшного. Пройдет. – Мне меньше всего хотелось объяснять что-то Брежневу.
– А где деньги?
– В надежном месте.
– А я раньше думал, что надежное место – это банк!
– Конечно. Если это твой собственный банк. Так что тебе нечего бояться.
– А с этим что делать? – Брежнев показал большим пальцем на окно за своей спиной.
– С этим разберемся.
– Когда?
– Еще пара дней.
Я вызвал Иваныча. Моего начальника службы безопасности. Иваныч зашел с ярко-оранжевой папкой. Мне всегда было интересно, что он в ней носит.
Он подошел к окну, посмотрел вниз, потом – на небо, как будто собирался составлять прогноз, и уселся на подоконник.
– Выделяйте деньги. Нужно создавать дополнительный штаб.
Я смотрел на него молча, ожидая объяснений. Иваныч объяснил:
– Кое-кто не только сливает наши технологии другим кандидатам от нашей партии, но и работает на главного конкурента – Ильина.
– И кто это? – спросил я, с трудом веря, что такое возможно.
– Лена.
– Лена?
Иваныч дал мне время осмыслить информацию.
– А с этим что? – Он выглянул в окно. Люди уже начинали бросать камни. Пришлось выставить охрану по периметру банка.
– Завтра начнем выплаты. Лену пока оставим.
– Окей. – Он кивнул.
– Нужен рейтинг. От проверки мы отмазались, перед народом мы чисты. Начнем выплаты, и через пару дней паника спадет. Надо свалить Ильина и вернуть доверие людей.
– Покушение? – спросил Иваныч.
– Покушение, – подтвердил я.
– С летальным, – сказал Иваныч, глядя мне в глаза.
Я вспомнил свою белую акулу. В первый раз после того, как она сдохла.
Дура. Наверняка она была бабой.
Я кивнул. Иваныч покачал головой.
– Своих людей не дам. А то потом начнем искать заново. Одни проверки чего стоят! Своих не дам!
– Кто?
– Не знаю. Нужен штатский кто-нибудь.
Мы помолчали.
Смешно, что Лена попросила аквариум.
– Брежнев?
Иваныч безразлично разглядывал происходящее за окном.
– Нет. Где нового возьмем?
– Кто?
– Кто-то, чье место может остаться вакантным долгое время.
Явно не Иваныч.
– Кто-то, кого будет жалко. Действительно, Брежнев не подходит.
– Женщина. – Иваныч улыбнулся. С такой улыбкой в кино произносят фразу «шерше ля фам».
– Женщина? – переспросил я и взял ручку. Наверное, Иваныч подумал, что я буду за ним записывать.
Мы обсудили детали.
На следующее утро банк начал выплаты. Эта информация прошла по всем радиостанциям. Я связался с Брежневым.
– Ярослав, я вот думаю – надо тебе персональную выставку организовать.
– В Кремле?
– Что – в Кремле?
– Выставку.
– А, ну конечно, в Кремле. Где же еще?
– Я думал об этом.
– А пока подготовь речь для телевидения. О том, что, несмотря на происки наших конкурентов, банк функционирует в рабочем режиме. Только без своих художественных изысков, окей?
Я повесил трубку.
Все будет отлично.
Мы исправим ситуацию. Как всегда.
– Да?
– Привет.
– Привет, Лад, куда ты пропала?
– Я в Куршевеле была.
– Да? Клево?
– Клево. Но народу немного было.
– Так еще рано.
– Но все равно… Гостиница полная. Одни русские.
– Кого встретила?
– Ленку Петрову, они развелись, кстати. Представляешь?
– Представляю. Ты Марину с Олежкой знаешь, Поповых?
– Знаю, конечно.
– Они тоже развелись. И Птицы развелись.
– Ужас.
– А чего ужасного? Все разводятся. Ты знаешь хоть кого-нибудь, кто больше пятнадцати лет вместе живет?
– Я.
– Ну, ты единственная. Больше нету.
– Марьянка.
– И чего? Во-первых, Марьянка еще пятнадцать не живет, мы в одно время с ней замуж выходили, а во-вторых, у него уже три года девка какая-то молодая. Офигительная семья?
– А Марьянка знает?
– Наверное, знает. Добрых людей же много.
– Это точно. Расскажут в подробностях.
– Да она там еще и нанимала кого-то. Не знаю, частного сыщика.
– Зачем?
– Дура. Хотела чего-то узнать. Узнала. И чего?
– Ну, знаешь. Это только потом понимаешь. А реально тяжело устоять, если есть возможность получить информацию. Мы же все мазохистки.
– Да дуры, а не мазохистки. Мы же хотим узнать, что они нам верны, а не наоборот.
– А получается наоборот.
– Ты что, тоже на этой теме?
– Ага. Не могу удержаться.
– Следишь?
– Нет, у меня свой метод. Технический прогресс.
– И что?
– Как будто ты не знаешь. Мне кажется, вся Москва только об этом и говорит.